Темная комната http://darkroom-forum.ru/forum/ |
|
"Рисуй словами" (сборник) http://darkroom-forum.ru/forum/viewtopic.php?f=38&t=3530 |
Страница 1 из 1 |
Автор: | Citron-El [ 19 сен 2014, 16:33 ] |
Заголовок сообщения: | "Рисуй словами" (сборник) |
Заголовок: Конкурс "Рисуй словами" (анонс) |
Автор: | Citron-El [ 19 сен 2014, 16:35 ] |
Заголовок сообщения: | Re: "Рисуй словами" (сборник) |
Долгожданное событие. Автор: Лючия Время событий: конец ХІХ - начало ХХ века Место действия: деревня вблизи Шеффилда, Англия --- 10\09\16 Рассказ принят к публикации в украинском литературно-художественном журнале «Дніпро́» (рус. Днепр) Дороти танцевала на большой лужайке перед домом. Длинный шлейф подвенечного платья изящно переброшен через локоть, маленькие ножки легко порхают в такт музыке. Всё её существо переполняла такая радость и лёгкость, что ей казалось, она вот-вот взлетит. Всё вокруг было нереально ярким и светлым, всё сияло. Золотой поток солнечных лучей освещал каждый уголок, обычно хмурого, старого сада. Умытый майскими грозами, он переливался всеми оттенками зелёного. Из этого изумрудного моря робко выглядывали яркие пятнышки весенних цветов. Ближе к дому ножницы садовника укротили буйство природы, придав ей более благородные формы. Аккуратно подстриженные кусты и ровные клумбы, усыпанные разноцветными примулами, обрамляли лужайку. Белоснежные нарциссы, словно фата невесты, стелились по земле вдоль стены дома, ярко выделяясь на фоне серых камней. Кусты сирени расцвели все разом, украсив старую изгородь своими пышными розовыми и лиловыми гроздьями. Даже розы, увившие старую беседку, раньше времени открыли белые бутоны. Воздух пропитался сладким запахом акации, терпковатым запахом сирени, роз и луговых трав. Казалось, сад вместе с Дороти опьянел от счастья. Она так долго ждала этого дня! И вот, наконец, она невеста в белоснежном платье. Дороти заказала это платье, когда ей было двадцать. Сшитое по последней моде из переливчатого атласа-дюшес, оно было одновременно простым и нарядным. Узкий лиф, украшенный брюссельскими кружевами, красиво подчёркивал стройную фигуру, прямая юбка заканчивалась длинным шлейфом, пышные рукава сужались от локтя к запястью. Фата из прозрачной органзы дополняла волшебный наряд. Дороти полагала, что наденет его, самое позднее, через месяц. Но болезнь матери затянулась. И хотя доктор Джонс обещал, что она скоро поправится, улучшений не наблюдалось. Бедный Марк! Он терпеливо ждал столько времени! Но однажды молодой человек пришел к ней ещё более грустный, чем обычно. Вежливо отказавшись пройти, он остался стоять в дверях гостиной, словно готовился в любую секунду выбежать из комнаты. На лбу его выступили капельки пота, руки непрерывно вертели шляпу. - Ты знаешь, как я люблю тебя, Дороти, - произнёс он, глядя в пол, - но я устал. Прости меня. Я встретил хорошую девушку, и мы собираемся пожениться. Прости… Миссис Мэдисон прижимала к себе рыдающую дочь: - Значит, он не любил тебя по настоящему, - заявила она. – Видишь, как быстро он нашел тебе замену. Может и лучше, что так сложилось. А то вышла бы за него замуж и была бы несчастна всю жизнь. Ну, не плачь, девочка моя, ведь я же с тобой. Поверь, ни один человек на свете не будет любить тебя так, как любит мать. Ей пришлось смириться. А что ещё оставалось делать? Ведь не могла же она бросить больную мать одну и сбежать с женихом. Потянулись унылые дни, месяцы, годы. В жизни Дороти ничего не менялось. Всё вокруг как будто застыло. Даже мамина болезнь стала привычной. Ей не становилось ни лучше, ни хуже. Болезнь словно стала частью её самой и уже не пугала. Однажды, в начале лета, доктор Джонс, намучившийся со своей пациенткой во время весеннего обострения, предложил Дороти свозить мать на побережье. - Морской воздух поможет укрепить её здоровье, - заверил доктор. Дороти и сама была не против выбраться из деревни хоть куда-нибудь, оставалось только убедить миссис Мэдисон. Но это оказалось не так уж и сложно. Мать легко поддалась уговорам дочери, и, после недолгих обсуждений, было решено, что через две недели они поедут в Истборн. Именно там она встретила Роберта. Тогда ему было тридцать пять лет. Высокий, подтянутый, с военной выправкой. Белоснежный костюм и шляпа подчёркивали сильный загар. В то утро маме пришло в голову прогуляться по берегу, у самой воды. Хоть было ещё рано, но солнце палило нещадно. Под яркими лучами волны сверкали и переливались так, что было больно смотреть. На небе не было ни облачка, и его пронзительная лазурь сливалась на горизонте с яркой бирюзой моря. Дороти отвела взгляд от этой слепящей картины и уставилась под ноги. По обнаженному отливом песку бегали мелкие крабы, под ногами хрустели ракушки, а по всему берегу разгуливали чайки, выискивая оставленную волнами рыбу или, с пронзительными криками, вырывали друг у друга добычу. И тут мать и дочь заметили, что их зовёт какой-то джентльмен. Он торопливо шел к ним, размахивая шляпой и что-то крича издалека. - Кто это? – удивилась миссис Мэдисон. – Дороти, ты знаешь этого человека? Дороти покачала головой. Мужчина подошёл к ним и без лишних церемоний, заявил, что они немедленно должны покинуть пляж. - Вот-вот начнётся прилив, - коротко объяснил он, заметив изумлённые взгляды женщин. – Оставаться здесь опасно. Позвольте проводить вас. Миссис Мэдисон учтиво приняла его предложение. По дороге к отелю завязалась вежливая беседа. Мужчина представился Робертом Уэсли. Рассказал также, что в прошлом он был морским офицером, но вот уже почти год, как ушел в отставку. Вернувшись домой из далёкой Индии, он купил маленькое поместье в Девоншире и теперь ведёт оседлый образ жизни. Всё это время Дороти молча шла рядом с матерью, опустив глаза вниз, ощущая, как пылают щёки, и лишь украдкой поглядывала на мистера Уэсли. Но услышав про Индию, она не сдержалась и робко попросила рассказать об этой удивительной стране. Мистер Уэсли улыбнулся и пообещал при следующей встрече непременно поведать им несколько интересных историй. Оказалось, что они живут в одном отеле, так что Дороти не пришлось долго ждать новой встречи. Мистер Уэсли сдержал обещание и рассказал дамам о своих невероятных приключениях. Дороти ловила каждое слово, глядя на отставного офицера широко раскрытыми восторженными глазами. Миссис Мэдисон восприняла его «россказни» более сдержанно. С каждой следующей встречей мать Дороти держалась с их новым знакомым всё более сухо и даже холодно. Она старалась не отпускать дочь от себя, когда мистер Уэсли приглашал Дороти на прогулку, но ей не всегда это удавалось. В конце концов, она прямо заявила, что ей не нравится этот мистер Уэсли. Увидев, что Дороти расстроилась, она нежно обняла её: - Доченька, я же хочу для тебя только самого лучшего, - со слезами в голосе сказала она. – Ну, что такое морской офицер? Подумай, к своим годам он сумел приобрести всего лишь маленькое поместье. О, я знаю этих офицеров, уж поверь мне! Они все транжиры, спускают деньги в карты и даже злоупотребляют спиртным! - Но, мама, мистер Уэсли вообще не пьёт, - возразила Дороти. – Он переболел какой-то лихорадкой в Индии и врач ему запретил… - О, они умеют отлично держаться до свадьбы! – воскликнула миссис Мэдисон. – Не сомневайся, потом он себя покажет! Но Дороти не хотела в это верить. Роберт Уэсли был так учтив, внимателен и рассказывал столько интересного! Она не могла наслушаться. Перед ней открылся удивительный мир, такой непохожий на то, что она каждый день видела дома. Всего через несколько дней, Дороти заметила, что при появлении Роберта её сердце сладко сжимается, а губы сами собой растягиваются в улыбке. День их расставания стал очень грустным для Дороти, а вот у миссис Мэдисон наоборот настроение было прекрасное. Она всё время повторяла, что соскучилась по дому и рада, наконец, вернуться. Её настроение испортилось, когда мистер Уэсли попросил разрешения навестить их, если вдруг окажется неподалёку. Дороти видела, что мать согласилась лишь из вежливости, не сумев быстро придумать причину для отказа. Но она всё равно обрадовалась, не сомневаясь, что мистер Уэсли «вдруг окажется неподалёку» очень скоро. Так и вышло. Не прошло и двух недель после возвращения домой, как мистер Уэсли уже стоял на пороге их дома. Миссис Мэдисон была очень недовольна и пыталась образумить дочь, но всё было напрасно. Впервые в жизни Дороти отважилась перечить матери и не желала слушать никаких её разумных доводов. Мистер Уэсли пробыл в деревне месяц, и, наконец, Дороти услышала то, что мечтала услышать чуть ли не с первой их встречи. Он сделал ей предложение! Чуть грубовато и просто, без долгих предисловий. Дороти едва сдержала слёзы и тихо произнесла: - Я согласна, Роберт. Он хотел тут же поговорить с её матерью, но Дороти решила сначала её подготовить. И не зря. Услышав, что дочь собралась выйти замуж и уехать в Девоншир, миссис Мэдисон схватилась за сердце и потеряла сознание. Поднялась ужасная суматоха. Дороти бросилась к матери, пытаясь привести её в чувства, но безрезультатно. Срочно послали за доктором. Только через два часа миссис Мэдисон пришла в себя. Доктор Джонс прописал ей абсолютный покой. Свадьбу пришлось отложить. Мать провела в постели всё лето. Роберт уехал в Девон, потом вернулся, потом снова уехал. Он писал ей письма, в которых рассказывал о своих планах на будущее и выражал надежду, что миссис Мэдисон скоро станет лучше. Но лучше не становилось. Мать не могла даже подняться с постели. Дороти всё время проводила в её комнате, чувствуя вину за случившееся. Когда Роберт снова приехал, Дороти пришлось сказать, что нужно ещё подождать, пока мать не поправится. Он нахмурился, но ничего не ответил, лишь бросил короткий взгляд на верхние окна дома. Они гуляли в саду. Была уже осень. Листья на деревьях пожелтели и, осыпаясь, медленно кружились в воздухе, устилая землю ярким ковром. Роберт долго смотрел под ноги, словно искал там что-то, потом сказал, что ему нужно вернуться в Девон. У Дороти перехватило дыхание. Ей показалось, что она уже когда-то прощалась с Робертом вот так и знала, что будет дальше. Как будто кто-то повернул её жизнь назад, что бы она прожила этот момент ещё раз. - Когда ты приедешь? - спросила Дороти дрожащим голосом. - Не знаю, - ответил Роберт, глядя теперь уже на бледное небо, видневшееся между кронами деревьев. – Не скоро. В поместье много дел. Она всё поняла, больше ничего говорить не нужно было. В какой-то безумный миг, Дороти чуть не крикнула: «Возьми меня с собой!» Но вовремя спохватилась. Как она может оставить мать сейчас? Больную, беспомощную, неспособную даже подняться с постели. В этот раз она не плакала. Нет, плакать ей хотелось, но слёз не было. Внутри было такое чувство, словно там что-то замёрзло или окаменело. Навсегда. Дороти развернулась и ушла в дом, ничего не сказав на прощанье. Вечером она, как обычно, сидела у постели матери, но даже не пыталась её развлечь. Миссис Мэдисон, по-видимому, это было и не нужно. Она сама оживлённо болтала, повеселев после визита соседки, и не замечала, что дочь её не слушает. - Знаешь, мама, ты была права, - перебила мать на полуслове Дороти, - если бы он любил меня, то подождал бы. - Кто, Марк? – удивилась миссис Мэдисон. - Марк? Нет, Роберт. - Он уехал? – спросила миссис Мэдисон, уголки её губ чуть приподнялись. - Да. Навсегда. - Ох, моё солнышко, - мать притянула Дороти к себе и поцеловала в лоб, - мужчины все такие. Я тебе никогда не рассказывала, но после смерти твоего отца, мне трижды предлагали выйти замуж. Это были очень достойные джентльмены, но я всем им отказала. Я всегда боялась, что моя крошка расстроится, если в доме появится незнакомый мужчина. И мне пришлось бы уделять большую часть своего времени мужу, а тебя отослать в пансион. А ради чего? Муж рано или поздно потеряет ко мне интерес, так всегда происходит. Помню, когда я отказала судье Палмеру, да-да он просил моей руки, я тогда ещё подумала: «Уж кто-кто, а моя Дороти будет любить меня всегда». Всё вернулось на круги своя, как будто ничего не произошло. Миссис Мэдисон проболела ещё несколько недель, а когда она, наконец, достаточно окрепла, чтобы выходить из дома, зарядили холодные ноябрьские дожди так, что от прогулок пришлось отказаться. Дороти целыми днями сидела у окна в гостиной, не обращая внимания на просьбы матери пересесть поближе к камину, и неотрывно смотрела, как потоки воды хлещут по голым кустам и деревьям, превращая сад в сплошное бурое месиво. Ей казалось, что так теперь будет всегда. Всегда будет идти дождь, деревья так и останутся голыми, а небо серым. Прошедшее лето стало призрачным, полузабытым. Голубое небо, жаркое солнце, зелёные луга и рощи, слепящая гладь моря – казалось, что всё это было много-много лет назад. Но осень сменилась зимой и однажды утром Дороти увидела, что сад из бурого превратился в белоснежный. Он робко поблёскивал в бедных лучах зимнего солнца, похожий на застенчивую девушку на своём первом балу. Дороти открыла окно, вдохнула морозный воздух, и ей показалось, что внутри зажегся крошечный огонёк. Всю зиму Дороти жила ожиданием чуда, но ничего примечательного так и не произошло. Рождество они с матерью отпраздновали в тесном кругу тех немногих соседей, которые не уехали на праздники в Шеффилд. Зима выдалась мягкой и Дороти подолгу гуляла по просёлочным дорогам. Однажды, гуляя так, она вдруг почувствовала, что кто-то ударил её в спину. Обернувшись, она увидела компанию мальчишек, которые испуганно переглядывались. По-видимому, они играли в снежки и случайно попали в неё. Глядя на их раскрасневшиеся лица и облепленные снегом пальтишки, Дороти вдруг развеселилась. Словно маленький озорной эльф, который прятался где-то глубоко внутри неё, выпрыгнул наружу. Не успев ни о чём подумать, она схватила комок снега и запустила в мальчишек. Ей немедленно ответили тем же. Дороти не помнила, сколько прошло времени, да и не хотела знать. Она сражалась отчаянно, но потерпела сокрушительное фиаско, так как противники окружили её и забросали снежками со всех сторон. По дороге домой Дороти напевала весёлую песенку, то прыгая на одной ножке, как маленькая девочка, а то падала в пушистый сугроб и лежала там, глядя в закатное небо, окаймлённое хрустальными ветвями деревьев. Она подумала, что такой счастливой в последний раз была, наверное, лет в двенадцать, когда, после майских ливней, они с соседскими мальчишками прогулялись по всем лужам, какие смогли найти. Когда Дороти вернулась домой, с растрёпанной причёской, вся с ног до головы облепленная снегом, мама пришла в ужас. Она усадила дочь поближе к камину и велела служанке принести горячий грог. - Боже мой, как тебе пришло в голову валяться в снегу?! – причитала мама, держась за сердце. – Ты же можешь заболеть! Что я тогда буду делать? Не пугай меня так больше никогда, доченька. Дороти стало ужасно стыдно. Действительно, как она могла вести себя подобным образом? Она извинилась и пообещала быть благоразумной. Позже, уже лёжа в постели, она снова вспомнила тот далёкий майский день, когда вымазалась в грязи с мальчишками. Тогда мама плакала, заламывая руки, и Дороти пообещала больше никогда её не огорчать и вести себя отныне, как настоящая леди. Зима кончилась, так и не подарив желанного чуда. Весна тоже не принесла в её жизнь ничего нового. Если бы Дороти спросили, чем она занималась той весной, ей достаточно было бы описать один день. Наступило лето, но в этом году они никуда не поехали. Миссис Мэдисон была слишком слаба для поездок, хотя с удовольствием гуляла в саду и навещала соседей. Следующие несколько лет мама не отваживалась отправиться и в самое короткое путешествие. Даже дорога до Шеффилда казалась ей слишком утомительной. Слабый огонёк, который однажды загорелся у Дороти в груди морозным зимним утром, давно погас. Её жизнь слилась в один бесконечный день. Времена года сменяли друг друга, но Дороти едва это замечала. Не всё ли равно зима сейчас или лето? Никакой разницы между ними нет. Однообразие иногда разбавлялось посещениями молодой соседки и её маленького сынишки. Семья Моррисов поселилась рядом с ними несколько месяцев назад, и миссис Моррис по доброте душевной навещала двух одиноких женщин, чтобы немного развлечь их. Это была очень приятная, элегантная особа, а её годовалый малыш приводил обеих соседок в полный восторг. Едва они переступали порог дома, ребёнок тут же оказывался на коленях у Дороти. Пока миссис Мэдисон и миссис Моррис мило беседовали, она прохаживалась с малышом по гостиной, аккуратно придерживая его за ручки, чтобы не упал, или носила его по всему дому, показывая яркие безделушки, или качалась вместе с ним на качелях в саду, усадив его к себе на колени. Ребёнок так заразительно смеялся, что Дороти начинала смеяться вместе с ним. Эти визиты приносили Дороти огромную радость, но когда молодая мама уходила, Дороти думала, что было бы лучше, если бы она не приходила вовсе. Ночью Дороти долго ворочалась в постели, чувствуя на руках тяжесть маленького тельца и глотая слёзы. Однажды утром миссис и мисс Мэдисон получили от Моррисов официальное приглашение на праздничный ужин в честь приезда дяди мистера Морриса. - Праздничный ужин, - с сомнением в голосе произнесла миссис Мэдисон. – Даже не знаю. Боюсь, что у нас обеих нет достаточно нарядных платьев, ведь мы так давно никуда не выходили. - Я не думаю, что дяде мистера Морриса будет интересно, во что мы одеты, - пожала плечами Дороти. – Так же, как и остальным гостям. Миссис Мэдисон всё же колебалась, но, в конце концов, любопытство пересилило. В их деревне так редко появлялись новые лица. Сентябрь в этом году выдался необычайно тёплый. Мать и дочь неспешно шли по сельской дороге обсаженной ясенями. Деревья уже пожелтели, но листва ещё не опала. Солнце садилось, и, казалось, что кто-то набросил на мир прозрачную красную ткань. Яркие лучи пробивались сквозь ветви деревьев и заставляли женщин щуриться. Дом Моррисов находился совсем рядом. Это был типичный сельский домик в два этажа, окруженный небольшим садом, который буквально утопал в розах. Каким-то чудом миссис Моррис удалось за довольно короткий срок собрать в своём саду все мыслимые сорта роз. В эту пору в саду преобладали все оттенки красного. Малиново-красные бутоны украсили высокую арку в начале аллейки, ведущей к дому. Крошечные низенькие розочки алыми брызгами рассыпались по всему саду, ярко выделяясь среди приглушенно-красных, бледно-лиловых, розовых, фиолетовых. Тёмно-бордовые, крупные розы с бархатистыми лепестками, оттеняли белоснежную беседку. Низенькие кусты с мелкими розовыми бутончиками, казалось, растерял, проходя мимо садовник-растяпа, да так и оставил расти там, где упали. - Какой же красивый садик у миссис Моррис, - в который раз восхитилась миссис Мэдисон. – Будущей весной мы непременно посадим несколько кустов роз. - Цветы почему-то плохо растут в нашем саду, - заметила Дороти, с наслаждением вдыхая восхитительный аромат. – А было бы красиво, если бы белые розы, которые увивают беседку, расцвели все, а не один-два бутона. - Мы их выкопаем и посадим новые, - решительно сказала мама. Дороти только вздохнула. Моррисы встретили их очень приветливо. Оказалось, что на праздничный ужин, кроме них, приглашены всего несколько человек, только ближайшие соседи. Так что получилась довольно тесная компания. Миссис Моррис прошептала Дороти на ухо, что мистер Эдвардс, тот самый дядя, попросил не приглашать много гостей. - Он не любит больших приёмов, - пояснила она. – Возраст всё-таки. Дороти, уже приготовившаяся увидеть брюзгливого, мрачного старика, была немало удивлена, когда в гостиную вошел высокий статный мужчина, которому, на вид, не было и пятидесяти лет. Седина лишь слегка коснулась его тёмных волос, на приятном лице почти не было морщин, только от уголков глаз расходились тонкие лучики. Вместе с мистером Эдвардсом в комнату вошли две хорошенькие девочки десяти и восьми лет. Одна из соседок прошептала Дороти на ухо, что это его дочери, а их мать умерла от воспаления лёгких два года назад. Это были бойкие весёлые девчушки. Они совершенно не смущались, улыбались всем и щебетали, как птички, пока их не отправили спать. Вечер прошел в очень приятной атмосфере. Он был и весёлый и спокойный одновременно. Дороти чувствовала себя расслабленно, как будто она была не в гостях, а дома. Она обвела взглядом людей, сидящих за столом, и увидела на их лицах то же умиротворение, которое чувствовала сама. Создавалась впечатление, что старые добрые друзья встретились после долгой разлуки. Мистер Эдвардс много лет преподавал в Оксфорде и знал множество курьёзных случаев из студенческой жизни. Все присутствующие дружно хохотали над незамысловатыми, но с юмором рассказанными историями. Ещё мистер Эдвардс много путешествовал, но только по родной стране. - Зачем ехать за тридевять земель, если у нас такая красивая родина? – простодушно говорил он. И когда мистер Эдвардс рассказывал о своих путешествиях, все гости действительно верили, что Англия – лучшая страна в мире. Он живо и ярко описывал природу тех мест, в которых побывал: изумрудные луга, крутые утёсы, возвышающиеся над бурным морем, старые таинственные леса, где можно увидеть огромные дубы, которым по двести – триста лет, прозрачные озёра, окруженные холмами и вересковыми полями. - Ах, этот запах вереска! - воскликнул мистер Эдвардс, и вдохнул полной грудью так, словно находился посреди поля, а не в гостиной. Кое-кто из гостей невольно сделал то же самое, а кто-то объявил, что будущей весной непременно отправится в путешествие. По домам все разошлись далеко за полночь. Прощались неохотно и долго, словно это была последняя их встреча. Ночью Дороти приснилось, что она гуляет по бескрайнему вересковому полю, а вдалеке сверкает озеро, на берегу которого растут огромные дубы. Проснувшись рано утром, Дороти выбежала в сад, чтобы прогуляться до завтрака. Осенний воздух приятно холодил лицо. Она вдохнула полной грудью и почувствовала запах опадающей листвы, яблок, корицы… Почему корицы? Ах да, это же из кухни! Дороти поспешила вглубь сада, потом свернула на главную аллею, а потом, неожиданно для себя, обнаружила, что идёт по обсаженной ясенями дороге в сторону дома Моррисов. - Мисс Мэдисон, доброе утро! – издалека окликнул её мистер Эдвардс, только что вышедший на дорогу. Дороти на мгновенье замерла, а потом, не спеша пошла вперёд. Мужчина помахал ей, широко улыбаясь, и она помахала в ответ. - Я вижу, вы тоже любите ранние прогулки, - произнёс он, когда Дороти подошла ближе. – Позволите составить вам компанию? Дороти провела чудесное утро. Такого приятного собеседника она никогда не встречала. Оказалось, что им нравятся одни и те же книги и та же музыка. Они с удовольствием обсуждали произведения Теккерея и Диккенса, спорили о персонажах и стилях писателей, читали друг другу любимые стихи. Время в его обществе пролетело незаметно, и Дороти едва не опоздала к завтраку. Следующий день тоже начался с утренней прогулки, и следующий, а за ним ещё и ещё. И вот Дороти уже не представляла себе начало дня без приятной беседы с Эдвином Эдвардсом. Он стал частым гостем в их доме. Эдвин приходил с миссис Моррис или один, на чай, на обед или просто так. Сначала Дороти настороженно наблюдала, как её мать общается с их новым знакомым. Но после того как миссис Мэдисон сказала, что считает его исключительно приятным джентльменом, у Дороти отлегло от сердца. С юными мисс Эдвардс Дороти легко нашла общий язык. Или они с ней? Это были очень жизнерадостные и открытые дети, способные расшевелить и заставить улыбаться даже самого угрюмого и замкнутого человека. Они часто вчетвером гуляли по лесным тропинкам, шумно веселясь, и бросая друг в друга опавшие листья. А, если день выдавался слишком сырым для прогулок, сидели в гостиной Моррисов, распевая весёлые песни под аккомпанемент дождя или играли в различные игры. Впервые в жизни Дороти чувствовала себя так легко и свободно в присутствии мужчины. Она не боялась показаться ему глупой или сделать что-то не так. Не боялась показаться недостаточно воспитанной, бегая по лесу и подбрасывая в воздух охапки листьев. Она удивлялась этой свободе и не понимала, почему так происходит, но уже не могла без неё обходиться. Чувствуя угрызения совести, Дороти каждый день сбегала от матери к Эдвардсам, не в силах хотя бы день усидеть дома. Одним морозным декабрьским днём, вернувшись с прогулки счастливая, как никогда, Дороти застала дома ужасную суматоху. Служанки бегали вверх вниз по лестнице и даже не заметили её прихода. Дороти увидела, что из верхних комнат спускается доктор Джонс и у неё все поплыло перед глазами. Она бросилась к нему. - Мама?! Что с ней?! - Приступ, - устало ответил доктор. – Но я думаю, всё обойдётся. Главное не волновать её. Дороти побежала наверх. Мать лежала на постели бледная, как мел, глаза закрыты. Дороти осторожно подошла и опустилась рядом на стул. Миссис Мэдисон открыла глаза и посмотрела на дочь. - Дороти, что ты натворила, - слабым голосом произнесла она. - Ничего… - Дороти непонимающе посмотрела на мать. - Вся деревня судачит о тебе и мистере Эдвардсе, - по её лицу покатились слёзы. – Твоя репутация погибла. Какой позор для нашей семьи! - Ну, что ты мама, - Дороти взяла мать за руку, но та выдернула её. – Я не сделала ничего дурного. Мы с мистером Эдвардсом помолвлены. - Помолвлены? – миссис Мэдисон даже приподнялась на постели. - Он сделал мне предложение сегодня, - улыбнулась Дороти. – Мы собираемся пожениться после рождественских праздников. - Это меняет дело, - пробормотала миссис Мэдисон, откинувшись на подушки. – Я так рада за тебя, доченька, - простонала она, - жаль, только, что я не смогу быть рядом с тобой в такой день. - Что ты такое говоришь, мама? – испугалась Дороти. – Тебя не будет на свадьбе? - Боюсь, что дни мои сочтены, - еле слышно проговорила она, закрыв глаза. - Мама! – почти закричала Дороти, с трудом сдерживая слёзы. – Не говори такого никогда, слышишь?! Ты поправишься! Обязательно поправишься. Доктор Джонс сказал, что всё будет хорошо. - Он просто не хочет пугать тебя, девочка моя, - не открывая глаз, ответила миссис Мэдисон. – Но ты должна приготовиться к худшему. - Ты обязательно поправишься, мама, - твёрдо сказала Дороти, проглотив комок в горле, – и увидишь, как я в подвенечном платье пойду к алтарю. И вот, наконец, этот день настал. Дороти провела бессонную ночь, но спать совершенно не хотелось. Она поднялась с постели, едва небо начало светлеть. Сегодня был первый день её новой жизни, и она хотела окончательно распрощаться с прошлым. Дороти позвала служанку и велела развести огонь в камине. Пока дрова разгорались, она достала из комода пачки писем, и, присев на постели, не спеша перебирала их. Вот эта высокая стопка пожелтевших конвертов, перевязанная голубой лентой, письма Марка. Пожалуй, он был самым терпеливым из её женихов. Прождать целых пять лет! На такое не каждый способен. Она нежно прижала письма к себе, а потом одним движением бросила их все в камин. - Прощай, - прошептала Дороти. А вот письма Роберта. Их даже не пришлось перевязывать лентой, всего три тонких конверта. Роберт не любил писать письма, да и не умел. Дороти улыбнулась, вспомнив корявые предложения и неуклюжие фразы. Эти послания она отправила в камин без сожалений. Письма Эдвина… Интересные и красивые, как рассказы именитого писателя. Мастер слова, он писал также легко и красиво, как и говорил. Целые пачки исписанных листков. Даже Марк за пять лет не написал ей столько. Он описывал ей всё, что с ним происходило, когда он был далеко, всё, что он видел, слышал, чувствовал и всё, о чём думал. Эти слова навсегда останутся в её сердце. Толстые конверты один за другим медленно пожирало пламя. Дороти глубоко вздохнула и решительно поднялась. Ну, вот и всё. Пора. Дороти танцевала и чувствовала, как всё её существо переполняет невыразимое счастье. Ей казалось, что и все окружающие чувствуют то же самое. Как же может быть иначе? Гости, столпившись у окна гостиной, махали ей и улыбались. Дороти рассмеялась, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции, и закружилась в танце ещё быстрее. Люди, одетые в чёрное, столпились у окна гостиной и с ужасом наблюдали за тем, что происходило в саду. Пожилая женщина, в пожелтевшем от времени подвенечном платье и такой же древней фате, кружилась по лужайке, путаясь в длинном шлейфе. Её седые волосы выбились из причёски и рассыпались по лицу, изъеденная молью фата сползла на бок и опасно закрутилась вокруг ног. Женщина напевала себе под нос старую мелодию, на морщинистом лице её расплылась блаженная улыбка. Внезапно она громко расхохоталась, сделала какое-то странное движение, словно собиралась взлететь, но, окончательно запутавшись в подоле платья, потеряла равновесие и рухнула на траву лицом вниз. - Какой ужас, - прошептала миссис Моррис, прижав руки к груди. – Бедняжка Дороти сошла сума от горя. - Ещё бы, - резко сказала высокая стройная девушка, с жалостью глядя на старуху, лежащую на земле, - если бы мне пришлось тридцать лет ухаживать за умирающей матерью, которая никак не умрёт, я бы свихнулась ещё раньше! - Эшли, как ты можешь такое говорить! – шокировано воскликнула её тётя. – Бедняжка Долорес так мучилась всю жизнь от этой болезни. - И заодно мучила свою дочь, - ехидно ввернула Эшли. – Мой отец три года ждал, когда же старая мегера её отпустит, но, в конце концов, и у него лопнуло терпение. - Эшли, девочка, что за ужасные вещи ты говоришь!.. – миссис Моррис тяжело упала в кресло и прижала к глазам платок. – Долорес так страдала! - И всё равно она была мегерой, - Эшли уже не могла остановиться. – Посмотрите, даже розы на беседке расцвели от радости. Все собравшиеся посмотрели туда, куда показала девушка. Старая беседка действительна была вся усыпана белыми бутонами, чего раньше никогда не случалось. - Боже мой, что же мы стоим?! – воскликнула молодая женщина, стоявшая рядом с Эшли. – Надо ей помочь! Старуха всё ещё не шевелилась, и все неотрывно смотрели на неё, не в силах сдвинуться с места. - Кэтрин, боюсь, что… - начал, было, мужчина лет тридцати, но тут из сада долетели глухие рыдания. Старуха приподнялась, потом снова упала и заколотила кулаками по земле. - Ну, что же ты, Генри! – набросилась Эшли на молодого врача, которому покойный доктор Джонс пять лет назад оставил свою практику, вместе с умирающей пациенткой. – Пойди, помоги ей. - Д-да… - выдавил из себя доктор, не отрывая взгляд от барахтающейся на земле женщины. Помедлив секунду, он не спеша направился к выходу в сад. - Ну, что ж мы здесь уже ничем не поможем, - сказала миссис Моррис, с трудом выбравшись из кресла. – Генри даст ей успокоительное, а нам лучше уйти. Все собравшиеся согласно закивали и начали поспешно расходиться, тяжело вздыхая и прикладывая платочки к глазам. Не прошло и пяти минут, как комната опустела. Миссис Моррис оглянулась на пороге. - Бедняжка Долорес, - всхлипнула она на прощанье. В гостиной осталась только Эшли. Стоя у окна, она наблюдала, как Генри пытается поднять Дороти на руки. Старая женщина упиралась, колотила его по груди, стараясь отстраниться, и лихорадочно оглядывалась по сторонам, как затравленный зверёк. Наконец Генри оставил её в покое. Она снова упала в траву и зарыдала так отчаянно, что Эшли не выдержала, закрыла уши руками и выбежала из комнаты. |
Автор: | Citron-El [ 19 сен 2014, 17:34 ] |
Заголовок сообщения: | Re: "Рисуй словами" (сборник) |
Женщина. Место действия: США, Чикаго Время действия: лето 1934г Автор:Анюта Женский портрет в стиле ар нуво Она словно пришла из его грез. Луис и сам не мог сказать, что было раньше: придумал он ее, а потом встретил, или сначала увидел, а потом поселил в своих мечтах. Шел 1934 год. Джаз переименовался в «свинг» и стремительно набирал популярность в городе. На этом фоне жизнь Луиса оставалась размеренной и старомодной. Работа портовым грузчиком не приносила большого дохода, зато была знакомой, стабильной, давала доступ к светскому обществу и не занимала голову. На палубах его любимых пароходов все еще играли струнные ансамбли, и красивые пары в ресторане танцевали по вечерам не линди хоп, а вальс. Еженедельные занятия на пианино продолжались. Хотя Эдвард в какой-то момент признался, что учить Луиса ему больше нечему, он всегда внимательно слушал его новые произведения, помогал с аккомпанементом и записью нотного текста. Кроме того, он снабжал Луиса пластинками, оплачивал их с матерью квартиру, а иногда проводил ученика в ложу академического театра, выдавая за своего слугу. Ради такого случая они оба очень красиво одевались и, пожалуй, ничем не отличались от молодых людей, катающихся в выходные по Миссисипи на яхтах. На одном из первых таких выходов Луис снова увидел ее. Снова, потому что он был уверен, что уже видел ее раньше, если не знал всю жизнь. Юное, по-детски невинное личико девушки и ее плавные движения глубоко отпечатались в его памяти. Да, он знал, что никогда не посмеет даже приблизиться к ней, но ему это было и не нужно. Достаточно было видеть ее иногда в театре, чтобы милый образ был с ним всегда. Он представлял ее с арфой в руках, с распущенными волосами, тонкую, воздушную, как крылья бабочки. В другой раз она пела в хоре невинных ангелов, и ее голос, конечно, был самым прекрасным из всех. Потом он видел ее на палубе волшебного парусника или на волнах в кругу русалок. Она была его музой. С ней рождались самые прекрасные, самые нежные и проникновенные пьесы. С ней он чувствовал себя счастливым. Да в целом и сама жизнь нравилась ему: он был сыт, одет и имел возможность творить в свое удовольствие, если бы не одно обстоятельство. В последний год его мама стала много пить. С тех пор, как Армстронг, чьи концерты она никогда не пропускала, покинул Чикаго, а вскоре после этого Эдвард перестал появляться у них дома, Рамла не знала, чем себя занять. Большую часть времени она просто прожигала на улице и в барах. Сыном она была недовольна, часто ругала, и порой ее гнев вынуждал его спасаться из дома бегством. Неприятности этого дня начались как раз с семейной ссоры. Утром Луис сходил на рынок, задержался немного, чтобы поболтать с женой сапожника, помог развести уголь отцу своей подруги, потом вернулся домой и, поставив пластинку с концертом Вивальди, занялся приготовлением обеда. Напевая, он не заметил, как вошла мать. Услышав в своем доме жизнерадостные переливы скрипок, Рамла обрушила недовольство жизнью на ни в чем не повинную пластинку. Запись была выдернута из-под иглы проигрывателя и безжалостно брошена на пол. - Что ты делаешь? - Луис бросился подбирать осколки и тут же получил удар в плечо носком материнского ботинка. - За что? - За все! - она возвышалась над ним, сидящим на корточках, широкая и гневная, - за меня, за тебя, за нас! За мою загубленную жизнь! - В чем Вивальди виноват? - Луис все еще прижимал к груди то, что недавно было одним из его сокровищ, а Рамла уже крушила все, что удавалось найти. - Ненавижу! - она распотрошила постель сына и одну за другой расколола все найденные под матрацем пластинки. - Ненавижу всю эту европейскую чушь! Они сделали из тебя бездушное чудовище! Тебе наплевать на меня, на себя, на свой народ. Ты только и делаешь, что лижешь задницы расфуфыренным белым ублюдкам! - Ненавижу! - оглядевшись по сторонам в поисках того, что еще можно разбить, Рамла перевернула грамофон, - Ты мог бы прославить нас. Мы могли жить, как короли! Но тебе ничего не нужно. Ты даже учиться не хочешь. О чем ты думаешь? Эду скоро надоест развлекаться с тобой, и что мы тогда будем делать? Вернемся на улицу? Она бы еще долго бранилась и плакала, но Луис не стал ждать. Песню о несбывшихся материнских мечтах он слышал с самого детства и знал, что возражать бесполезно. Он лишь печально вздохнул и покинул свой разгромленный дом с его отчаявшейся хозяйкой. Он догадывался, что маму кто-то утром обидел, и что сейчас она бросится за утешением к бутылке, но не мог и не хотел ничего с этим делать. И конечно, она все еще злится на Эдварда. Рамла умудрилась очень сильно привязаться к белому пианисту, мучительно ревновала его к сыну, и, пожалуй, была бы даже рада, если бы Луис Эдварду надоел, как надоела ему она сама. Тогда они с сыном снова были бы вдвоем. Пусть бездомные и безработные, зато не зависимые от чужой милости. - Сбегаешь? - неслось ему вслед. - Стесняешься своей матери? Я противна тебе, да? И катись! И можешь не возвращаться! Кое в чем она была права, его мама. Не первый год Луис давал ей обещание поступить в музыкальный колледж и начать выступать, но каждый раз что-то мешало ему, чего-то не хватало. Он никогда не был готов. Музыка была его сокровищем, его тайной, и выносить ее на люди казалось ему расточительством. Белые не оценят - не тот уровень, а черные не поймут - не тот жанр. Он убедился в этом после нескольких осторожных попыток сыграть что-нибудь из своих произведений в разных развлекательно-питейных заведениях, где его безжалостно освистали. И все же... все же учиться дальше стоит. Пробродив по городу несколько часов, Луис так и не смирился с потерей пластинок, но дал себе обещание в этом году обязательно поступить в колледж. Ближе к вечеру он пришел в порт. Старина Том как раз готовил к отплытию одну из самых красивых яхт, и Луис взялся ему помогать. Это ни с чем несравнимое удовольствие - разбудить яхту. Проверить все узлы, крепления и паруса, протереть запылившиеся поверхности и слушать, как нетерпеливо плещется за бортом вода. От работы его отвлекло невероятное видение. По причалу шла Она. Прикрывшись зонтиком от низкого солнца она неуверенно двигалась вдоль линии воды, и постоянно оглядывалась, словно искала кого-то взглядом. Легкий ветерок шевелил за ее спиной складки воздушного платья, и Луис сразу представил себе трепещущие крылья стрекозы. Он мог поклясться, что слышал величественный голос органа и чувствовал сладкое благоухание роз. Тут же он представил ее на листе кувшинки, элегантно расположившуюся как в кресле на лепестках. И сотни маленьких эльфов летали вокруг и играли на флейтах. Он сам, конечно, был среди них, и она улыбалась ему. Из грез его вывел окрик Тома: - Ты там заснул что ли? Подвяжи ящики, кому говорю! Сейчас хозяин придет. Луис нехотя повиновался указу. Уходя с палубы, он еще раз оглянулся на свою музу. Что она делает здесь одна? Приглашена на прогулку и явилась раньше срока? Увидит ли он ее сегодня снова? По пути в трюм Луис ненадолго остановился у радиоприемника, чтобы включить музыку. Медленно поворачивая колесо настройки, он искал что-нибудь приятное для гостей, и вдруг на одном из каналов услышал очень знакомый мотив. Ему потребовалось время, чтобы осознать, что это его музыка. Кто-то играл одну за другой его последние пьесы. Вот оно - царство русалок, а потом он узнал скользящий по волнам парусник. В каждом произведении был свой образ, и пианист прекрасно их передавал. Или он настолько талантлив, что прочитал эти образы между нот, или же слышал исполнение автора. Луис был уверен, что играл он эти пьесы только Эдварду, и ноты тоже не показывал никому, кроме него. Да и кто еще мог их так сыграть? Открытие сильно огорчило его: Эдвард записал его произведения для радио, и ничего ему не сообщил. Доверие к учителю дало трещину. - Ты привязал ящики или нет? - послышался недовольный голос Тома, - мистер Берсли уже здесь. Луис оглянулся на восходящих по трапу гостей. Музы среди них не было. Проводив в плавание яхту, Луис медленно пошел вдоль берега, поминутно оглядываясь по сторонам. От обиды на Эдварда и мать на сердце было тоскливо, и лишь прекрасный образ девушки парил над грустью нежным мотивом мечты. Куда она могла деться? Он достал флейту и, устроившись на краю одного из причалов, подобрал верхний мотив. Полюбовался закатом. Затем убрал флейту и направился в каморку за рестораном. Он надеялся, что там не заперто, и он сможет поделиться своей тоской с пианино. Однако и тут его ждало разочарование. Из-за двери явственно слышалась музыка. И снова это была его музыка. Узнав произведение, Луис отдернул руку от двери и на цыпочках подошел к окну, откуда просачивалась тонкая полоска света. Уголок шторы зацепился за раму и, так как на улице уже темнело, а внутри горел свет, Луис имел возможность подглядывать, оставаясь незамеченным. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Эдвард играл восьмую сонату, а за спиной пианиста стояла, смущаясь, Муза. Луис зажмурился, помотал головой и посмотрел еще раз. Так и есть. Закончив играть, Эдвард притянул девушку к себе и поцеловал. Затем усадил к себе на колени, продолжая покрывать поцелуями ее лицо, шею, нежные мочки ушей, наматывал на пальцы льняные локоны. Она трепетала в его объятиях, как бабочка в сачке, и сердце Луиса замирало при каждом ее движении. - Пожалуйста, Эдвард, не губи ее, - шептал он, - Только не ее! Прошу тебя... Но Эдвард не видел и не слышал его. Он действовал бережно и нежно, но вместе с тем вполне уверено. И вот уже его рука скользнула девушке под юбки, а Луис все стоял, смотрел и мысленно умолял его остановиться. Происходящее казалось ему катастрофой. Эта девушка с ее светящейся кожей и детским личиком - воплощение чистоты и невинности, неужели Эдвард этого не видит? Она смотрит на него с таким доверием! Вот сейчас он поймает этот взгляд и отойдет от нее с благоговением. Сейчас... Но этого не произошло. Когда они слились, Луис с такой яростью ударил кулаком по оконному стеклу, что оно разлетелось вдребезги. Внутри закричали. Луис с удивлением рассматривал медленно капающую на землю кровь. Он не чувствовал боли. Через пару минут из-за шторы показалось напряженное лицо Эдварда. - Луи? - сначала удивился, а потом рассердился он. - Какого черта? Но Луису было не до оправданий. Не обращая внимания на осколки стекла, он перемахнул через подоконник. Эдвард попятился, не сводя глаз с окровавленных рук нежданного гостя. Луис с удовлетворением прочел в его глазах страх. Сжимая кулаки, он двинулся вперед: - Ты украл мою музыку! - Я дал ей возможность жить! - Ты продавал мои пьесы! - И оплачивал твою квартиру... - Ты разбил сердце моей матери! - Я ей ничего не обещал, - Эдвард уперся спиной в стену и беспомощно шарил по ней ладонями. - Ты... - последнего обвинения Луис не смог произнести вслух. Губы его дрогнули, он замахнулся. Эдвард отвернул лицо и зажмурился, не пытаясь ни защищаться, ни оправдываться. Луис не смог его ударить. Слишком многое их связывало. Несколько мгновений он стоял с поднятой рукой и смотрел на учителя. Для человека, застигнутого врасплох в такой неудачный момент, тот очень неплохо держался, и Луис смягчился. Гнев постепенно затухал, и рука стала медленно опускаться. Тут в очередной раз разбилось что-то стеклянное, и холодная вода потекла ему за воротник. Медленно развернувшись, Луис увидел ее. Сжимая обеими руками горлышко разбитого графина, она смотрела на него своими огромными глазами решительно и сердито. Не трогательная и воздушная муза, нет. Женщина, защищающая любимого. Луису вдруг стало смешно. Волшебный образ разбился вместе с графином, и его почему-то было совсем не жаль. - Всего лишь женщина, - произнес он и потерял сознание. |
Страница 1 из 1 | Часовой пояс: UTC |
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group http://www.phpbb.com/ |