Хемп! Ай нид самбади
О чем эта зарисовка? Ассоциации.
Надежда паразита Бомми ненавидит свой район. Обшарпанные здания, ямы на дорогах, серая от пыли трава. Затюканные женщины и просящие на опохмел мужики. Дети в обносках. И текущая крыша в его убогой комнатушке.
На улице ночь, где-то валяется пачка с последней сигаретой, а внутри - до тошноты муторно.
Продавленный диван мерзко скрипит, чужая рука на талии раздражает. В голове звенит до цветных всполохов на закрытых веках. Бомми дергает выключатель ночника с треснувшим плафоном, кривит губы на неразборчивое бормотание сбоку. Ищет пачку среди шуршащих оберток и алюминиевых банок, брезгливо морщится, задевая рукой прохладный латекс.
Сигарета крошится, ломается в пальцах. Первая затяжка не приносит облегчения - Бомми где-то просчитался. Боль не избавит от медленно подползающего отвращения, он знает, но ногти с облупившимся черным лаком все равно сильно впиваются в ладони. Густой дым опутывает комнату, стирая очертания, Бомми ловит его ртом, катает на языке. С тихим стоном открывает глаза.
Отчаяние топит, прожигает изнутри и склизким комком оседает в желудке. Бомми хочет его выблевать вместе с похмельными судорогами и способностью помнить. Он хочет, чтобы его рвало вчерашним ужином, дешевым пивом из круглосуточной забегаловки, собственными кровью и кишками, до момента, пока не останется пустая оболочка, пахнущая мылом и детской присыпкой. Мечтает выдавить из себя мысли, чувства, присутствие.
Но во рту горько и сухо. На часах ночь, в грудной клетке разрастается дыра.
Бомми небрежно скидывает с себя чужую руку, не видит смысла беспокоиться о комфорте постороннего. Шлепает босыми ногами до окна, заваливается на подоконник. Снаружи пьяный смех и вой полицейской сирены. В квартире душно - открытое окно не спасает.
Бомми задыхается от накатившего отвращения, давится вдохами. Замирает, когда взглядом привычно цепляется за стоящий напротив дома билборд. Неоновая подсветка на раме режет глаза, но Бомми упрямо вглядывается в знакомую надпись в центре - она другая. Какой-то умник несколькими штрихами перечеркнул не только рекламу, но и жизнь. Бомми заливается смехом, глядя на пророческое "тебя не спасут" с ярко-выделяющимся отрицанием. Краска легла неровно, буквы плавятся, сползают вниз. Слезы обжигают сухую кожу щек. Легкие пылают. Бомми хохочет и бьет себя по обнаженному бедру. Рекламный слоган антинаркотической кампании много раз удерживал его от шага в окно. "Тебя спасут!", - раньше восклицал щит. И Бомми ему верил. Раньше.
Теперь большие нарисованные буквы впитываются под кожу, всасываются в кровь, убивая остатки надежды. Бомми не победить свою сущность. Паразит внутри вгрызается в сердце, сдувая его до крошечной точки, словно воздушный шарик. Бомми и сам сдувается. Оседает на пол, затихает.
- Спасение не придет, - шепчет он, вырывая с корнем зародыш веры. Такие, как он, не должны надеяться. Он - паразит. Питается чужими эмоциями, энергией, впитывает в себя привычки и предпочтения. Но он должен, чтобы выжить. Выжить, чтобы захлебнуться ненавистью к себе на полу убогой комнаты.
- Пупсик, почему не спишь?
Бомми передергивает от пошлости обращения, он ведет плечом, до побелевших костяшек пальцев стискивает пластик подоконника. Посылает к черту сквозь зубы. И очень жалеет, что не купил вчера сигарет.
Чужой смех покрывает тело мурашками. Бомми трясет: брошенная пепельница с глухим стуком осыпает пол окурками и пеплом.
- Ну и истеричка же ты, пупсик. Позвони, как успокоишься, все равно без меня не сможешь.
Бомми знает. Бомми молчит, стискивая зубы, - того и гляди, начнут крошиться - когда хлопает входная дверь под звучное «урод».
- Спасения действительно не будет, - усмехается он, задергивает пыльную штору.
Бомми ненавидит свой район. Обшарпанные здания, ямы на дорогах, серая от пыли трава. Бомми с отросшими корнями и пустотой внутри идеально вписывается в окружающую местность.